кислота

там, откуда я, темноту наливают на два пальца в стакан и пьют разом,
залпом, чтобы она обжигала глотку, стекая, будто венозная кровь, горячая и вязкая,
но ядовитая, как кислота, и потому чем дольше живешь, тем сильней тебя разъедает –
я видела людей, сквозь которых можно было продеть нить, сквозь которых – канат,
я видела тех, кто ходил, нанизавшись друг на друга, выбрав близость, страх остаться одному,
я видела разъетых пополам – истинно взрослых – только вверх, например, или только низ,
только право или лево – жутковато, но зато понятно, что внутри мы все одинаковы:
белые кости, красное мясо – ничего лишнего, абсолютно ничего;

тут как-то не так, как-то совершенно иначе: все улыбаются, говорят о будущем,
странновато поглядывают на дыру у меня в груди – приходится часто менять рубашки,
сутулиться, прикрываться рукой – и кажется, что я постоянно клянусь в чем-то,
а я не проронила ни звука, не вставила ни слова, потому что рты у здешних – вечный двигатель,
много-много шума ни о чем, какие-то обещания, которые никто не собирается держать,
какие-то сообщения, мелочные факты, бесполезные крики, нытье, возгласы,
господи, как они понимают хоть что-то из того, что несут, как они удивляются
в моменты молчания и сразу дохнут, наверное, а если не дохнут, то ревут,
забившись в угол, потому что обнаруживают отсутствие частей:

боже, где мои ноги, где мои руки, где мое сердце?
боже, почему ночь такая огромная, тяжелая, когда она кончится,

а она не кончится, приятель, потому что это не ночь, а темнота, настоящая, неразбавленная,
чистая кислота, ты ее проморгал, пока болтал, понятно, надо быть внимательней,
иначе больно, иначе тихо и слышно только, как она плещется вокруг и в стакане –
выпей, успокойся и вдохни, пока нос на месте, а то я видела таких, которые дышали костью,
лучше тебе не знать, как это, поверь уж: не из приятных, – плохо быть старым, как ни крути,
но нам с тобой расти и расти, хочешь поговорим об этом – вам тут нравится рассуждать о планах
вроде бы, хотя на самом деле чесать языками о себе, у нас таких бьют в подворотнях –
не любят короче, но я в чужом монастыре со своим уставом, так что все нормально,
наверное, я не знаю, приятель,

хочешь пойдем в мой край, там темно и тихо, в темноте никто не говорит понапрасну,
в темноте мало звука, но много чувства – через боль обычно, но только так можно вырасти –
заткнувшись и походив с собой, дыра на дыре, приятель, дыра на дыре –
чем дольше живешь, тем сильней тебя разъедает, а как ты хотел, всегда быть целехоньким, что ли,
забавно,

смени-ка рубашку
и пойдем.